Жизнь моя!

Он нещадно дымил, его ставили в самом дальнем углу палатки, постепенно перемещая к выходу, и оставляли там на всю ночь – но это не очень-то помогало в изгнании этих вампиров.

ЖИЗНЬ МОЯ, ИЛЬ ТЫ ПРИСНИЛАСЬ МНЕ!
(Окончание)
Впоследствии я показала этот рассказ своему бывшему однокурснику Валерию Воинову. К моим воспоминаниям он добавил следующее: «Ты не упомянула о комарах. Помнишь, как перед сном мы зажигали кизяк в ведре. Он нещадно дымил, его ставили в самом дальнем углу палатки, постепенно перемещая к выходу, и оставляли там на всю ночь - но это не очень-то помогало в изгнании этих вампиров. Помню так же, как мучили нас тучи комаров, когда мы на грузовиках возили зелёную массу на силос. Нам приходилось почти с головой зарываться в эту массу и таким образом спасаться от этой напасти. Причём, в основе этой зелёной массы были не кукуруза и подсолнухи, а полынь, которая огромными кустами покрывала поля, лишь иногда давая возможность пробиваться других культурам. Потом на этих же грузовиках внавалку привозили нам хлеб, и за время пути он успевал вдоволь насытиться полынной горечью. Молоко коров, которые находились на этой "диете", также было нещадно горьким.

И еще, ходила ли ты на реку купаться? Это была, по-моему, Ишим, приток Иртыша. Там была наиболее озверевшая масса комариных полчищ. Нам приходилось внутри палатки отрабатывать алгоритм раздевания, чтобы через секунды оказаться в воде. Также тщательно надо было продумать последовательность одевания, чтобы сразу и бегом покидать это ратное поле. В общем, это действительно были весёлые деньки!».

После окончания целинной эпопеи нам даже заплатили какие-то деньги. Я-то получила совсем мало. Это случилось потому, что, во-первых, я работала на очень дешевых работах, во-вторых, у меня были прогулы и, в-третьих, из зарплаты вычли кругленькую сумму за питание. Не исключено, что на нашем труде кто-то нагрел руки. Ведь мы не видели всей системы учета. Клара и Валерий, по сравнению со мной, заработали очень неплохо.

Обратно мы ехали уже в плацкартных вагонах с той только разницей, что в купе кто-то спал и на третьей полке. По-моему, это была я. Можно было заказать постельное белье. Доехали без приключений. Единственное «но» состояло в том, что я не подумала о еде, а нас уже больше не кормили. Что-то смогла купить в дороге, но этого было мало.

В апреле 1961 года, на последнем курсе института,  я вышла замуж за Урхо Постонена - ингерманландского финна. Ровно через неделю после полета Юрия Гагарина. Муж мой работал ведущим конструктором в Специальном конструкторском бюро. Он был уже сложившимся, взрослым человеком, через месяц после нашей свадьбы ему исполнился 31 год, я же была совсем молодая, неопытная и очень легкомысленная.

    В связи с замужеством я получила свободный диплом, и на работу мне нужно было устраиваться самостоятельно. Как это делать, я не знала, связей в медицинских, как и во всех прочих влиятельных кругах у нас с мужем не было, и впереди у меня маячила работа участкового врача в  поликлинике. В те времена это считался очень плохим вариантом, как в человеческом, так и во врачебном плане. Как-то, зайдя в деканат нашего института, на двери его я увидела крохотную бумажечку. Это было объявление, гласящее, что в радиологическую лабораторию Нейро-хирургического института требуется врач на ставку младшего научного сотрудника, желательно мужчина с техническим складом ума. Я тотчас туда отправилась. Справедливости ради следует сказать, что сделала я это не без некоторого колебания, так как, хотя я и проспала весь двухнедельный курс радиационной диагностики, однако же, понимала, что такого рода работа связана с некоторой опасностью для здоровья. В литературе имелись указания, что случаи возникновения рака у категории людей, которые работают в этом направлении, встречаются гораздо чаще, чем у всех прочих людей. Посовещавшись с мужем, мы решили, что нас-то эта чаша минует, и я отправилась в радиологическую лабораторию.

    Радиологическая лаборатория Нейро-хирургического института им. проф. Л.Д. Поленова была организована недавно. Следует отметить, что в те времена это была весьма молодая и прогрессивная отрасль медицины, а работа здесь считалась престижной. Заведовал лабораторией тогда еще кандидат медицинских наук  Кирилл Николаевич Бадмаев, дальний родственник по боковой линии знаменито врача, специалиста по тибетской медицине, и, как утверждали многие, друга и личного целителя Николая II, Петра Александровича (Жамсарана) Бадмаева. Кирилл Николаевич был сыном Николая Николаевича (Дамдина) Бадмаева, племянником знаменитого врачевателя.

    Когда я появилась в изотопной лаборатории, Кирилл Николаевич был в отпуске, обязанности заведующего исполнял молодой и очень перспективный, переполненный идеями, физик Ренальд        Владиславович Синицын. Посмотрев на меня, он сказал, что вообще-то они ожидали мужчину. Но так как больше никто на это объявление не откликнулся, и я являюсь единственной претенденткой, он по-дружески мне советует ходить каждый день в лабораторию, так, как ходят на обычную работу, учиться, знакомиться с профессией. Мне следует зарекомендовать себя с хорошей стороны, тогда мои шансы на получение этого места значительно возрастут. Практика работы без зарплаты с целью получения желаемого места в те времена была очень распространенной.

    Теперь следует сделать две оговорки. С точки зрения работодателя у меня был очень большой недостаток, который заключался не столько в моей полной неопытности и моем незнакомстве со специальностью лучевого терапевта и диагноста. Самое страшное было то, что я - молодая женщина, только что вышедшая замуж. Вне всякого сомнения, у меня пойдут дети, а что за работница женщина, которая то рожает, то у нее дети болеют. И еще одно обстоятельство. В те времена ставка молодого, только что окончившего курс наук, врача была 72 руб. 50 коп. Это была ничтожная сумма. Ставка же младшего научного сотрудника (м.н.с.) лаборатории этого класса была выше и составляла 98 руб. Это также мало, но значительно больше врачебной ставки. В скобках скажу, что ставка моего мужа, который был ведущим конструктором, в то время составляла 270 руб. Меня считали ”богатой женщиной”.

    Итак, я стала ходить в изотопную лабораторию каждый день, как на обычную работу и осваивать азы радионуклидной диагностики.  Обстановка в лаборатории была свободная, дружеская и я быстро вошла в коллектив. Скоро у меня появились добрые друзья. Кто-то из них посоветовал мне в свободные минуты заняться изготовлением радиоприемника на основе простенькой схемы, напечатанной в журнале ”Радио”. Благо в лаборатории не было недостатка в  радиодеталях, и при необходимости, я могла получить очень квалифицированную консультацию, так как публика вокруг была очень, очень образованная, все кандидаты или почти кандидаты всяческих наук.

    Так прошло три месяца. Я немного почитала о науке, в которой мне предстояло проработать тридцать лет и начала осваивать основы простейших диагностических процедур. Приобрела друзей и доброжелателей, с которыми поддерживала хорошие, а с некоторыми и дружеские отношения всю свою жизнь. Многие хотели, чтобы я осталась работать в штате лаборатории. Однако для окончательного решения чего-то не хватало. И тут свершилось, капнула последняя капля, которая решила мою судьбу: приемник, который я паяла последнее время, вдруг ”заговорил”! Это была сенсация не только на всю лабораторию, об этом даже доложили директору. Я получила звание врача с техническим складом ума. Боже, как они мне польстили! Кирилл Николаевич Бадмаев вызвал меня ”на ковер” и сказал, что я подхожу на эту работу по всем параметрам, кроме одного - я молодая женщина, только что вышедшая замуж. Если я подожду с детьми какое-то время, ну, два-три года, то меня возьмут на эту должность. Мне очень понравилась работа, коллектив, в запасе у меня ничего другого не было и я, совершенно легкомысленно, не думая о последствиях, дала такое обещание.

    Через несколько дней после того, как все свершилось, я поняла, что жду ребенка. Боже мой, кто может вообразить, что я почувствовала! С одной стороны, это очень радостное и волнующее событие для каждой молодой женщины. Я с восторгом прислушивалась к признакам зарождающейся внутри меня новой жизни. С другой стороны, я вспомнила обещание, данное Бадмаеву. Естественно, не могло быть и речи отказаться от ребенка, но как обо всем сообщить в лаборатории?

    Собравшись с духом, я объявила Бадмаеву о случившемся. На это Кирилл Николаевич совершенно спокойно сказал мне, что у нас с ним договор и, если я его нарушила, мне, как человеку чести, надо искать новое место. Мой муж воспринимал все это всерьез, сочувствовал, поддерживал меня и давал весьма неуклюжие советы в поисках новой работы. Все сотрудники лаборатории также считали, что это решение справедливо. Я стала искать новое место. Впрочем, искать было негде. Я пошла к главному врачу нашей районной поликлиники и спросила, есть ли у них свободные ставки. Естественно, я не сказала, что беременна. Место нашлось, и мы уже договорились обо всем.

И вот, я сижу за столом и пишу заявление об увольнении. В это время в лабораторию входит доктор Аксель. Это уже немолодой человек, бывший судовой врач. До моего прихода в лабораторию он занимал должность, на которой в данный момент находилась я. Доктор Аксель, сохранив со всеми хорошие отношения, частенько забегал сюда на чашечку кофе. Обычно с ним обсуждали события последних дней. В этот раз ему рассказали об основной новости лаборатории - моей нечестности и о том, что я увольняюсь. Мне не сочувствовал никто, даже женщины. Я тихо, как провинившаяся мышка, сидела в уголке. Все ценили мнение доктора Акселя и ожидали, что он тотчас же присоединится к ним. Вдруг он всем телом повернулся в мою сторону и сказал: ”Ты что, дура? А твой муж, что - совсем спятил? Где это сказано, что забеременевшая женщина должна увольняться с работы? Это вопреки нашим советским законам. И что ты будешь делать в поликлинике? С пузом по этажам бегать? Бери бумагу и пиши.”

И он, в присутствии всей лаборатории, во вдруг наступившей тишине, стал диктовать мне заявление на имя директора: ”В связи с тем, что я беременна, прошу перевести меня на работу, не связанную с радиационным воздействием”. Я ведь работала с ионизирующей радиацией, которая обладает мутагенным действием и может плохо повлиять на растущий внутри меня плод. Под таким нажимом я, со слезами на глазах, все же написала все это. И он, почти насильно, отправил меня к Бадмаеву. Потом доктор Аксель обратился к своему другу, секретарю партийной организации лаборатории, Александру Андреевичу Волкову, и громко спросил его, куда тот смотрит, как допускает нарушение советских законов? Затем ко всем с таким же вопросом. Но все, и секретарь партийной организации в том числе, говорили о существующем договоре и о том, что я его нарушила. Никакие разговоры о моей молодости и неопытности во внимание не принимались. После моего заявления все пошло прежним путем, но за мной закрепилась репутация человека непорядочного и нечестного. На Ученом  Совете директор института, профессор Угрюмов потрясая планом научных работ, восклицал: ”А Яковлева ушла в декретный отпуск. И в этом виноват Ренальд Владиславович Синицын!” Потом в кулуарах института долго смеялись, говоря, что в моей беременности виноват Синицын. Смешно это, или нет, но меня все это очень ранило. Я страдала, плакала. Мне ведь тогда было всего двадцать два года. Я только начинала настоящую взрослую жизнь. Впоследствии на этой почве у меня начались приступы стенокардии, и я была вынуждена поменять место работы.

 Однако, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. В нашем бюрократическом государстве бумажка - большая сила. Так как меня уже было невозможно держать на работе с радиоактивными веществами, меня устроили на курсы медицинской радиологии в Государственный Институт повышения квалификации врачей. Я получила возможность поучиться своей специальности, а не осваивать ее азы самостоятельно. Так Его Величество Случай сыграл свою роль в моей жизни. Потом мне не раз говорили, что на курсы я попала только потому, что забеременела. Летом  1962 года в нашей семье появился сын Михаил.

Так как почти все выделенное мне пространство я истратила на милые моему сердцу студенческие воспоминания, которые я писала с большим удовольствием и полным погружением в них, остальные почти пятьдесят лет моей жизни опишу кратко. В 1964 году я перешла на должность младшего научного сотрудника в изотопную лабораторию Центрального научно-исследовательского рентгено-радиологического института. Тут я начала работать под руководством директора института тогда еще кандидата, а впоследствии профессора и члена-корреспондента АМН Евгения Ивановича Воробьева. Под его руководством я работала над радиобиологическими проблемами. Моей узкой проблематикой была радиационная кардиология. В 1973 году я защитила  кандидатскую диссертацию на тему: «Изменение коронарных сосудов и некоторых гемодинамических показателей у кроликов после однократного и фракционированного облучения области сердца». Из заглавия явствует, что работа была экспериментальная. Как специалист в области лучевой патологии, в 1986 году после аварии Чернобыльской АС я, вместе с другими коллегами, исследовала получивших облучение жителей города Припять.

После защиты диссертации работала в должности старшего научного сотрудника в изотопной лаборатории ЦНИРРИ. Наряду с радиодиагностическими исследованиями онкологических больных и больных с циррозом печени я продолжала экспериментальную работу. Мы изучали и внедряли в клиническую практику новые циклотронные препараты. За время моей работы научным сотрудником мною было написано более сотни научных статей, вышла в свет коллективная монография «Радиационная кардиология». Кроме того, я принимала участие в издании большого количества методических рекомендаций.

С началом перестройки начались изменения не только во всей нашей стране, но и в моей личной жизни. Как я уже писала, муж мой финн. В 1991 году президент Финляндии Мауно Койвисто предложил этническим финнам возвращаться в Финляндию. Так началась наша эмиграция. Мы перебрались из эпохи строительства коммунизма в мир капитализма или скандинавского социализма. Когда я немного разобралась в окружающем, то поняла, несмотря на то,  что нас пригласил господин президент, ни мы, ни наши дипломы, ни наши знания, как и наши таланты здесь никому не нужны. Начались хождения на биржу труда, жизнь на пособие. Год я отработала то ли лаборанткой, то ли переводчицей в отделении защиты окружающей среды. Постепенно мы все-таки вошли в рамки новой жизни, стали задумываться о чем-то кроме проблем выживания, обзавелись друзьями, кругом общения, возникли новые интересы и занятия.

Первая книга ненаучного содержания в нашей семье появилась в 1997 году. Мне очень хотелось, чтобы мой муж написал историю своей жизни. С одной стороны у него среднестатистическая судьба  ингерманландского финна. С другой стороны, несмотря на все разговоры о сталинском терроре, мало  кто знает о том, что пришлось вытерпеть и пережить ему и его соотечественникам. Мой муж, Урхо Постонен родился под Петергофом в финской деревне. В 1938 году его отец, колхозник, имеющий трехклассное образование, был арестован, как финский шпион. Мать Урхо пыталась предать ему какие-то вещи и продукты, но ей сказали, что муж ее Постонен Микко осужден на "десять лет без права переписки". Тогда еще не знали, что это значит. В 1942 году Урхо, вместе с братом, матерью и со всеми своими односельчанами был депортирован в Сибирь. По дороге мать умерла от истощения.

 После смерти Сталина муж пытался отыскать следы своего отца. Вот тогда-то он и узнал, что того уже нет в живых, и получил свидетельство о смерти, в котором было указано, что Микко Постонен умер в лагерях в 1942 году "от перитонита". Урхо, однако же, не поверил этому и продолжал выяснять судьбу своего отца. Только в конце девяностых годов ему прислали уже третий вариант свидетельства о смерти, где говорилось, что отец его 30 октября 1938 года, сразу после ареста, был расстрелян и похоронен на Левашовском кладбище. Символично, что во времена перестройки этот день стал днем памяти политзаключенных.

Когда Урхо закончил свои воспоминания, я переписала рукопись на компьютере и немного отредактировала ее. Сейчас я счастлива от одной только мысли, что это мы все-таки сделали! Теперь, когда он стареет, и память его начинает сдавать, ему приятно вспомнить прошлое, и он перечитывает написанное им более, чем десять лет назад. В такие моменты я подшучиваю над ним и говорю, что он читает самую лучшую в мире книгу, написанную самым талантливым в мире автором.

А вот моя судьба, мой род. Один эпизод из своей жизни к тому времени я уже описала. С 1991 по 1998 год я  на добровольной основе работала в библиотеке Русского купеческого общества города Хельсинки. Началось все очень хорошо, но потом я была вынуждена уйти из библиотеки не по своему желанию. Все перипетии этих событий я и описала в первом моем рассказе «Библиотека русского купеческого общества».

Следующее, о чем я решила рассказать, это встреча с прекрасным и удивительным человеком по имени Райли, умершей от рака молочной железы. В этой повести я рассказала о том, как проходила моя адаптация к новой жизни. Во всем этом главную роль играла помощь добрейшего и необыкновеннейшего человека Райли. Она оказалась слишком хорошей для этой жесткой и немилосердной жизни и оставила нас.

Следующая задумка - рассказ о детстве моего сына. Может быть, когда он повзрослеет и помудреет, ему будет интересно узнать о себе. После этого я поставила перед собой задачу написать биографию поэта-акмеиста Вадима Гарднера. Дело в том, что во время моей работы в библиотеке мы с Урхо разобрали весь его архив, более четырех тысяч страниц текста. Поэт Гарднер писал стихотворные дневники, в которых рассказывал о том, что происходило с ним на протяжении всей его жизни. Кроме того, я в течение семи лет в библиотеке Купеческого общества общалась с его вдовой Марией Францевной Гарднер и мы с ней обсуждали многие вопросы жизни поэта. И вот настал момент, когда я поняла, что мне должно записать все, что я знаю о Вадиме Гарднере. Тем более что львиная часть известных мне дневников еще нигде не опубликована. На это у меня ушло более года. В перерывах я описывала другие эпизоды своей жизни или какие-нибудь яркие воспоминания. Для примера скажу, что в гости к нам ходит соседка с очаровательным созданием - пуделем по имени Минтту. Собачка очень умна, кокетлива и артистична. После одного из этих посещений под ярким впечатлением и, задыхаясь от любви к милой малышке, я написала один из своих лучших рассказов "Минтту". И так далее.

Так постепенно стала собираться уже моя собственная история. Сначала я думала, что пишу только для себя и для своих близких, которые, как я надеялась, когда-нибудь заинтересуются нашим общим прошлым. Но многочисленные знакомые, знавшие о моих занятиях, иногда просили дать почитать мои записки, уже собранные в одну папку, получившие название "Записки дамы элегантного возраста". И тут произошел прорыв. Знакомые стали весьма одобрительно отзываться о моих рассказах. Естественно, я понимала, что друзья симпатизируют мне и хотят меня поддержать, но, тем не менее.

Потом я стала членом Объединения русскоязычных литераторов Финляндии, и мои произведения стали печатать в издаваемом этим Объединением журнале «Иные берега». Еще через некоторое время меня избрали в редколлегию этого журнала, и я стала заместителем главного редактора. В настоящее время с моим активным участием уже издано шесть номеров журнала.

Вдохновленная успехом в среде моих друзей, я стала ходить по редакциям. Не буду занимать место описанием всех перипетий этого периода.  Я поняла, что человеку с улицы туда не пробиться. Итак, у меня в руках уже три книги: книга воспоминаний моего мужа, история жизни поэта «Человек, утративший надежду. Биография поэта Вадима Гарднера, рассказанная им самим» и мои мемуары - «Записки дамы элегантного возраста». В моих скитаниях по редакциям, к счастью, я встретила редактора петербургского издательства «Алетейя» И.А.Савкина.

Когда в 2008 году вышла в свет наша первая книга, а это были воспоминания моего мужа, я заплакала от радости. В конце того же года издали и биографию Вадима Гарднера. Летом 2009 года я уже держала в руках свои собственные воспоминания. На этом я не успокоилась и продолжаю работу и в редакции и журнала «Иные берега», и над следующей книгой.

 

 Хельсинки, 2010 г.

 

 

 




А так же :

Аэробика или дискотека?
Доктор педагогических наук, профессор, академик Международной академии информати зации при ООН Ю.К. Гавердовский, Российская государственная академия физической культуры, Москва Аэробика… Со времен Кеннета Купера и Артура Лидьярда понятие это успело не только прогреметь, пройти фазы признания и споров, но и, переродив шись, наполниться совершенно новым содержанием.


Каждый вечер, перед сном, Хозяйка наматывала на них пряди своих жестких волос с такой


Оранжевая революция добралась до Кении


yerlah... bukanker mula2 klr isu ini terus jer tud...


Влияние оздоровительной физической культуры на организм
Оздоровительный и профилактический эффект массовой физической культуры неразрывно связан с повышенной физической активностью, усилением функций опорно-двигательного аппарата, активизацией обмена веществ. Учение Р. Могендовича о моторно-висцеральных рефлексах показло взаимосвязь деятельности двигательного аппарата, скелетных мышц и вегетативных органов.



Hosted by uCoz